Теперь эту историю рассказать можно. И, наверное, нужно. По крайней мере, так считает одна из ее главных «героинь», давшая согласие на эту публикацию.
Наташа
Небольшой городок, каких в России тысячи. Контора градообразующего предприятия 1 апреля. Настроение у всех радужное. Невинные реплики в адрес сослуживцев типа «Петр Петрович, а что это у тебя вся спина белая?». «Шедевром» первоапрельского юмора было разве что «Товарищи, шеф в честь праздника всех отпускает домой после обеда». Мило. Сейчас никто не скажет, кому в голову пришла затея по-масштабней обычных архаичных шуток. Об этом все очень тщательно «забыли».
Наташе позвонили из соседнего отдела и попросили срочно зайти. У ожидавших ее соседей были лица, явно просветленные «великой мыслью». Окружив молодую женщину, они радостно, перебивая друг друга, изложили ей суть дела.
— Короче, Наташенька, слушай сюда. Знаешь ведь нашу Маринку Зубову? Да ну и что, что лично не знакома, нам это и нужно, нас-то она всех как облупленных… В общем, Наташка, дело такое. Маринка сейчас на больничном с ребенком, дома сидит. Скучно ей там, поди. Хотим ее разыграть. 1 апреля все-таки… В общем, твоя задача такая: звонишь сейчас Маринке и говоришь ей, что у ее мужа двойная жизнь, что ты уже давно с ним встречаешься и у вас недавно родился общий ребенок…
Услышав подобное предложение, Наташа, улыбнувшись, вежливо отказалась и развернулась, чтобы уйти. Ее остановили:
— Да ты что, Наталья, боишься, что ли? Маринка же нормальная баба, она поймет, что разыгрывают, тем более в День дурака. Мы бы сами позвонили, но она же нас сразу по голосам вычислит, неинтересно будет.
В общем, каким-то образом Наталью уговорили. И все же, набирая домашний номер Марины, она чувствовала себя не в своей тарелке. Но не более того…
Марина
Трехлетний Максимка весь день капризничал: температура никак не хотела опускаться, мальчика мучили насморк и раздирающий кашель. Марина выбивалась из сил, проводя над малышом лечебные экзекуции. Малыш без конца плакал, ничего не ел, жаловался на боль, постоянно срывал теплую повязку с шейки и шерстяные носочки с ножек. Не легче было и Марине: самое тя-желое, конечно, то, что ее кровиночка так мается, она будто билась головой о стену, пытаясь ус-покоить малыша и облегчить его страдания. Безрезультатно. Легче было бы, если бы муж был рядом.
Но Саша, как назло, незадолго до болезни сына уехал в командировку. Ее родители живут в другом городе, Сашины, хотя уже и в пенсионном возрасте, но еще работают. В общем, все не так… Хотя соседка, Ирина Степановна, добрейшая женщина, заходила и, глядя на переживания Марины, предлагала помощь, но она сама не очень здорова, с сердцем проблемы, неудобно беспокоить. Наконец Максимка все уже уснул, продолжая всхлипывать во сне. Марина, сидя рядом с кроваткой сына, не заметила, как сама провалилась в состояние, среднее между сном и забытьём. Очнуться заставил телефонный звонок.
Кошмар
— Алле, Марина? Добрый день. Вы меня не знаете, но я должна с вами поговорить. Речь пойдет о вашем муже. Дело в том, что мы с Сашей давно любим друг друга. Он скрывает все от вас, но я больше не могу молчать. Мы встречаемся уже два года, а недавно я родила ему дочь.
Наташин голос дрожал. Но не от подступающего к горлу смеха, а от волнения. На том конце те-лефонного провода молчали.
Тут Наталью ткнули в бок и кто-то зашептал на ухо: «Слушай, у нее ведь муж в командировку уехал. Скажи, что он сейчас живет у тебя…» И мерзкие хихиканья, тщательно прикрываемые ладонями… Чтобы, не дай бог, Марина не услышала.
А Наташа повторила услышанное в трубку. Внутренний голос кричал, чтобы она не делала этого, оставила эту гнусную затею и бежала прочь от этих ужасных людей. Но она сказала все, что просили.
А в трубке молчали. Когда это молчание превратилось в звон в Наташиных ушах, когда заинте-ресованные заговорщики начали с нетерпением дергать Наташу за одежду, мол, что там и как, она вдруг закричала: «Марина! Марина! Это была глупая шутка, простите меня! Это шутка… Первое апреля…» И только потом Наташа поняла, что ее крика ТАМ никто не услышал, и ответом на признание были лишь гудки в злополучной телефонной трубке. Разочарованные коллеги начали расходиться по своим местам: ожидаемого веселья не случилось. Шоу провалено, господа! А Наташа в течение часа все набирала и набирала номер Марины. Никто не отвечал. Поднимающийся, как гигантская волна, ужас вдруг обрушился на нее четким осознанием того, что в доме Марины случилось что-то страшное. Выяснив адрес, Наташа понеслась на указанную улицу. Через некоторое время запыхавшаяся девушка стояла у дверей квартиры, из-за которых слышался плач ребенка. Подождав несколько минут и не услышав никакого другого голоса, успокаивающего малыша, Наташа начала лихорадочно звонить во все двери на площадке. Открыла ближайшая соседка, пожилая миловидная женщина. Наташа пыталась что-то сказать, не могла ничего толком объяснить, но Ирина Степановна объяснений требовать не стала. Она прекрасно знала, что Мариночка ни за что бы не оставила сына одного, а непрекращающийся безответный плач малыша говорил о том, что что-то случилось.
Уже давно Саша с Мариной сделали дубликаты ключей от дверных замков и попросили, чтобы Ирина Степановна, которой они доверяли как родному человеку, хранила их у себя. На всякий случай. Вот случай и представился.
Мама, проснись!
Попав в квартиру, женщины побежали на голос Максимки. Он раздавался с кухни. Войдя туда и увидев то, что там было, Наташа закричала. Так она не кричала никогда в своей жизни. Ирина Степановна опустилась на пол у дверей, схватившись за сердце. То, что предстало перед их глазами, трудно описать.
Все кухонные шкафчики были распахнуты, банки, бутылки, коробки, пакеты с продуктами, крупами, кухонная утварь были разбросаны по всей кухне. Такое показывают в фильмах — после ограбления квартиры или после обыска милиции. Кухонный стол был неуклюже сдвинут, а возле него на полу лежала Марина. Маленький Максимка, с обвязанной теплым платком шейкой, в ярких шерстяных носочках, весь вспотевший и красный, сидел рядом с мамой, размазывал кулачком по воспаленным щечкам слезы и сопли, потом хватал Марину за лицо, за руки, тряс ее и кричал: «Мама, хватит спать! Мама, ну вставай! Я пить хочу, мама! Не спи, мама!!!» А рядом с не подававшей признаков жизни Мариной лежала открытая пустая бутылка из-под уксусной эссенции.
Очнувшаяся от крика мальчика, Ирина Степановна подхватила его на руки и унесла в свою квартиру. Наташа, находясь в полуобморочном состоянии, вызвала «скорую». Когда та приехала, Марина была еще жива. Но спасти ее врачам не удалось, слишком сильно были повреждены внутренние органы.
Похороны
Нетрудно представить себе цепь событий, произошедших в доме Марины с того момента, когда она проснулась, услышав тот телефонный звонок. Хотя никто не был свидетелем последних минут жизни Марины, никто не знает, что испытала молодая и вполне счастливая женщина, у которой был любящий муж и желанный единственный сын. А еще у нее была работа, где ее окружали очень веселые и изобретательные люди. Просто массовики-затейники…
Марининого мужа вызвали из командировки. Хоронить жену. Приехали ее родители. Хоронить дочь. Пришли сослуживцы с работы… Хоронить горячо любимую коллегу. Родственники, друзья, знакомые пришли хоронить Марину Зубову. Даже незнакомые люди, услышавшие о таком ужасном и вдобавок вызывающем нездоровое любопытство случае, произошедшем в их маленьком городке, тоже топтались у ворот городского кладбища, когда туда вносили гроб с телом Марины.
На похоронах не было только одного человека из тех, кто был причастен к гибели женщины. Там не было Наташи. И пока огромная толпа прощалась с Мариной. Наташа хоронила себя.
Правда раскрылась очень быстро. Она ничего не отрицала, рассказав все как было. И вот тут на сцену снова выступили Маринины сослуживцы. Каждый из «шутников» в беседах с представителями органов говорил одно и то же: «Ничего не знаю, ничего не видел, ничего не слышал». Все массовики-затейники, оказывается, были ни при чем. Когда Наташа по глупости своей воззвала к их совести, все как один отвернулись от нее, а одна пышнотелая дама, кстати, та самая, что вспомнила про командировку Марининого мужа, не глядя на Наташу, усердно щелкая компьютерной мышью, пробормотала: ‘Ты, девка, нас в эту историю не впутывай. Сама кашу заварила, сама и расхлебывай. А у нас у всех семьи, дети…» Говорят, эта дама Марину очень не любила, завидуя ее молодости, красоте и семейному благополучию.
Вечная казнь
Но, конечно же, не это было самым страшным для Наташи и не то, что практически сразу ее уволили с работы. Не то, что от нее отвернулся весь город, что она стала будто прокаженной. Не то, что дети, завидев ее на улице, кричали вслед жуткое слово «убийца».
Самым страшным было то, что теперь в ее памяти навсегда поселилась картина, которую увидели они тогда с Ириной Степановной на Марининой кухне. И Марина часто приходит к ней во сне, с бутылкой уксуса в руках. И в ушах уже несколько лет стоит крик Саши: «Убью тебя, сволочь ты проклятая!» — и этот крик лишь иногда глохнет, чтобы смениться на крики Максимки возле бездыханного тела матери. И постоянное осознание того, что она, Наташа, хоть невольная, но убийца!
Не знаю, насколько Наташе помогло то, что она навсегда уехала как можно дальше от того города, где случилась трагедия, и никто и ничто не напоминает ей об этом. И то, что, как она потом узнала, Александр через некоторое время снова женился и его жена воспитывает Максима, как родного сына. Верно одно: то первое апреля, тот День дурака, она не забудет никогда. Этот день всякий раз напомнит ей о ее пожизненном наказании.
Юлия Архангельская
Комментариев нет:
Отправить комментарий